Ой, где был я вчера! Не найду, хоть убей.
Только помню, что стены с обоями.
Помню — Клавка была и подруга при ей —
Целовался на куфне с обоими.
А наутро я встал —
Мне как давай сообщать,
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Что будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня — генерал!
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продыхнуть —
Всё донимал их своими аккордами.
А потом кончил пить —
Потому что устал,—
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сюрвиз,
Растворивши окно,
Взял да и выбросил вниз.
И никто мне не мог даже слова сказать.
Но потом потихоньку оправились —
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
И в конце уже все позабавились.
Кто плевал мне в лицо,
А кто водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот...
А молодая вдова,
Верность мужу храня —
Ведь живем однова —
Пожалела меня.
И бледнел я на куфне разбитым лицом,
Делал вид, что пошел на попятную:
"Развяжите,— кричал,— да и дело с концом!"
Развязали, но вилки попрятали.
Тут вообще началось —
Не опишешь в словах!
И откуда взялось
Столько силы в руках:
Я как раненый зверь
Напоследок чудил —
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.
Ой, где был я вчера — не найду днем с огнем!
Только помню, что стены с обоями...
И осталось лицо, и побои на нём.
Ну куда теперь выйтить с побоями!
Если правда оно —
Ну хотя бы на треть,—
Остается одно:
Только лечь помереть!
Хорошо, что вдова
Все смогла пережить,
Пожалела меня —
И взяла к себе жить.
|
