- Нет, не бывало, - сказал он Ллойду. - Мало кто развязывает эту
легендарную Завязку, но рассказы тех, кто оказался способен на это и
вернулся, ужасают. Когда завяжешь, кажется, что чище и светлее быть не
может - словно плывешь на повозке в десяти футах над землей, над сточными
канавами, где валяются все пьяницы со своими коричневыми пакетами, в
которых спрятан "Буревестник" или "Бурбон папаши Флэша "Лопни башка". ТЫ
удалился от всех, кто бросает на тебя мерзкие взгляды и велит либо
исправляться, либо сваливать в другой городишко. Из канавы кажется, что
лучше этой повозки ты в жизни не видел, Ллойд, мальчик мой. Все обвешано
флажками, а впереди - духовой оркестр и по три мажоретки с каждой стороны
- они размахивают жезлами, аж трусики сверкают. Мужик, готово дело - тебе
приспичило попасть туда, подальше от алкашни, которая шныряет по помойкам
за бычками - всего-то пол-дюйма от фильтра! - и тянет из жестянок
горячительное, чтоб опять забалдеть.
Джек осушил еще два воображаемых бокала и перебросил их через плечо.
Он прямо-таки слышал, как они вдребезги разлетелись на полу. И черт его
возьми, если он не начал чувствовать, что на взводе. Это все экседрин.
- Вот ты и забираешься в нее, - сказал он Ллойду, - и как же ты рад!
Господи боже мой, да я клянусь в этом. Повозка - самая большая и красивая
на параде, на улицах полно народу, все выстроились вдоль мостовой,
хлопают, подбадривают, машут, и все - в твою честь. Только алкашам,
отрубившимся в канавах, наплевать на это. Ты дружил с ними, но это
осталось позади.
Поднеся ко рту пустой кулак, Джек влил в себя еще порцию - четыре
проскочило, шестнадцать осталось. Хорошо пошло. Он чуть покачнулся на
табуретке. Пускай пялятся, если они так прикалываются. Снимайте, ребята,
останется фотка на память.
- Потом, Ллойди - мальчик мой, начинаешь кое-что понимать. Чего не
видно из канавы. Например, дно твоей повозки - просто прямые сосновые
доски, такие свежие, что еще течет смола и стоит снять ботинки, как
наберешься заноз. А еще - сидеть негде, кроме длинных скамеек без подушек
и с высокими спинками, и скамейки эти на самом-то деле церковные, а через
каждые пять футов или около того разложены сборники псалмов. И сидят в
повозке на этих скамьях, оказывается, одни только плоскогрудые "эль
бирдос" в длинных платьях с маленькими кружевными воротничками, и волосы у
них стянуты на затылке в пучок так туго, что просто слышишь, как они
пищат. Лица у всех плоские, бледные, осиянные и все они поют: "Соберемся
мы у реки, у прекрасной, прекрасной ре-е-е-ки", а перед ними играет на
органе вонючая светловолосая сука и велит петь погромче, погромче. Тут
кто-нибудь сует тебе в руки молитвенник и говорит: "Пой с нами, брат. Если
хочешь остаться на Повозке, придется петь утро, день и ночь напролет.
Особенно ночь". Тогда-то и понимаешь, что такое эта повозка на самом деле,
Ллойд. Это храм с решетками на окнах - храм для баб и тюрьма для тебя.
Спустя 31 секунд Lorien написал(а):
Стивен Кинг