1. Зaнимaйcя тoлькo тeм, от чего внутри дзинькaeт.
2. Что хош, то и дeлай, нe xoш не дeлaй.
3. Общайся только с теми, кого xoчется oбнять.
4. Когда ты понял, кто ты — заполни этим счастьем как можно большее пространство.
5. Cчacтье начинается с фaнтазии. Придумай сказку и сделай так, чтобы жизнь стала настолько совершенна, как твоя фантазия
6. Paдостная дyшa — просто любить этот свет и оставаться ребёнком — каждый день удивляться и радоваться.
7. Настоящая paдость — беспричинная.
8. Не пиши список проблем — пиши итоги, копи радостное и прекрасное.
9. Превращай ежедневное в радостное и восхитительное!
10. Делай только то, что невозможно, потому что всё остальное сделают другие.
11. Всегда стремись к бecконечному и цени самое малое, что имеешь.
12. Ноги в воду! Никогда не продолжайте механической жизни!
13. Создай свою жизнь, как создаёшь произведение искусства — это единственный способ её полюбить.
14. Я люблю вдохновлять — это моё самое любимое занятие.
15. Самое важное занятие в жизни —баловство. Не взрослей — это ловyшкa!
16. Как только попадаешь в сложную ситуацию, сразу начинай в неё играть.

В 1847 году 24-летний дерзкий столичный хлыщ, потомственный дворянин, отставной гусар Сергей Лисицын ступил на палубу корабля под Андреевским флагом, стремясь попасть в Америку. Был принят в офицерской кают-компании дружелюбно, но в пьяном виде наговорил дерзостей командиру корабля и стал подбивать матросов на мятеж. Капитан приказал скрутить подстрекателя, завязать глаза и высадить на пустынный берег, с запиской…
Когда арестант освободился от пут и сорвал повязку с глаз, на горизонте он увидел уходящий корабль. Благородный капитан оставил ему чемодан с одеждой, три пары сапог, тулуп (Охотское море – не тропический океан), пару пистолетов, шашку, кинжал, запас сахара и чая, золотые карманные часы, складной нож, пуд сухарей, две фляги с водкой, чистые записные книжки, бритвенный прибор, огниво, запас спичек и даже 200 гаванских сигар.
Ко всему этому прилагались отличное ружьё с 26 зарядами и записка командира корабля: «Любезный Сергей Петрович! По Морскому уставу вас следовало бы осудить на смерть. Но ради вашей молодости и ваших замечательных талантов, а главное, подмеченного мною доброго сердца я дарю вам жизнь…Душевно желаю, чтобы уединение и нужда исправили ваш несчастный характер. Время и размышления научат вас оценить мою снисходительность, и если судьба когда-нибудь сведёт нас снова, чего я душевно желаю, то мы не встретимся врагами. А. М.».
Дворянин Лисицын сроду ничего не делал своими руками: в имении его обслуживали крепостные, в полку опекал денщик. Зная, что корабль шёл по Охотскому морю, он надеялся, что его оставили на одном из клочков суши гряды Алеутских или Курильских островов. Но вскоре убедился, что его положение хуже некуда. Он был зажат судьбой в клещи двух морей. Перед ним плескалось холодное Охотское море, а за спиной шумело дремучее «зелёное море тайги». А в ней – медведи, волки, рыси, ядовитые змеи…
За неделю «русский Робинзон» устроил себе дом с печью, смастерил мебель. Сделал пращу, лук и стрелы (благоразумно решив беречь патроны к ружью). И правильно – зимой в его дом рвалась голодная волчья стая – убил из ружья 8 хищников в упор. А перед этим подстрелил медведя, обеспечив себя тёплой шубой и запасом медвежатины. Ловил рыбу, собирал и сушил грибы.
12 апреля Сергей Лисицын прогуливался по берегу, оценивая последствия весенних штормов, и увидел лежащего ничком человека. Без сил и чувств. Выяснилось, что Василий, так звали несчастного, – с транспорта, шедшего в Русскую Америку. Судно дало течь, все с него сбежали, а его с сыном забыли. Корабль нашли неподалёку. Помимо 16-летнего паренька на нём оказались две овчарки, коты, 8 холмогорских коров, бык, 16 волов, 26 овец, запасы продуктов, инструменты, семена ячменя и ржи, а ещё оружие, телескоп, две подзорные трубы, самовар, строительный и огородный инструмент.
Семь месяцев одиночества напрочь выветрили у «барина» всю дворянскую спесь. С таким хозяйством и ещё с двумя парами крепких и умелых рук они за лето не только обновили дом и баню, но и научились делать масло, сметану, сыр и творог. Вспахали поле и собрали урожай ячменя и ржи. Организовали обильный лов морской и речной рыбы. Начали сбор и переработку грибов, ягод и лесных трав. Словом, зажили трудовой коммуной.
….В 1857 г. писатель Александр Сибиряков встречался с гостеприимным хозяином медных и золотых приисков в Приамурье Сергеем Лисицыным. Залежи медной руды и золота тот когда-то нашёл, будучи в одиночестве. Он был назначен правительством ещё и управляющим этими землями. Василий «Пятница» был при нём. Его сын учился в Московском университете.
А в Петербургском университете за счёт Лисицына учились оба сына командира корабля, который когда-то высадил смутьяна-гусара на пустынный берег. Став богатым человеком, Сергей Лисицын нашёл старика, проводил его в последний путь и взял на себя все заботы о его детях.

12 июня в 10:20 ·
На нашем конце деревни вышла скандальная история.
Кот Тоби соседки Кристины откусил голову петушку японской породы в саду у соседки Сары. Не спрашивайте, что за порода такая, не имею понятия.

На закате петушок был найден мертвым и без головы в своей клетке, а голова его была обнаружена у Кристины на пороге.

Соседки встретились для переговоров.

- Добрый вечер! Нынче дождливо, не находите?

- Вечер добрый. Чрезвычайно дождливо и несколько прохладно.

- Да, зябко. Тем более прискорбно было обнаружить маленькую неприятность, которая случалась у меня в саду.

- Что вы говорите? Какая неприятность?

- Да вот, мой петушок, ну вы помните, японской породы, к сожалению, по всей видимости, умер.

- О боже! Какой кошмар! Совсем умер? Или просто захворал?

- Боюсь, что совсем. Я нашла его в клетке, он там лежал, и у него не было головы.

- Это ужасно! (That’s terrible!) Надо же!

- Мне очень неловко, но я обязана вам сказать. (I feel that I have to say this). Сегодня утром я видела, как ваш Тоби неподвижно сидел возле клетки и наблюдал. (He was watching my chickens for quite a while)

- Неужели неподвижно? Прямо сидел? (Was he?!)

- Боюсь, что да. Он выглядел так, словно только и ждал, когда мой петушок высунет голову из клетки.

- Как это неприятно наблюдать, я уверена.

- И не говорите, мне не очень это понравилось (I didn’t appreciate it). Я попыталась сделать ему внушение и отогнать, но он меня не слушал.

- Это очень грустно.

- И вот я нашла своего бедного петушка в клетке уже без головы.

- Я очень вам сочувствую (I’m so sorry about that).

- Мне очень неловко на это намекать, но я подозреваю, возможно, это был Тоби.

- Вы знаете, это ужасно, просто ужасно. Я подозревала, что что-то произошло. Я вышла из дома и чуть не наступила на голову какой-то птицы, она лежала прямо у меня на пороге! Я испытала такой ужас!

- О нет, какой кошмар!

- Да, это очень неприятно. Я не могла взять в толк, что же произошло.

- И что же эта голова? Похожа ли она на моего петушка?

- Ах, я не могу сказать точно, ведь я ее не рассматривала. Я просто ее убрала.

- Что же мы будем делать? Ведь Тоби явно охотится на чужих птиц.

- Ну, мы не можем точно знать, что это был Тоби. К тому же, мы не можем однозначно заключить, что это была голова именно вашего петушка японской породы! Но я очень вам сочувствую, Сарочка.

- Да, вы правы, конечно же не можем. Что ж делать, такова жизнь. Кстати, Кристина, а не могли бы вы быть так любезны вернуть мне мои садовые ножницы, что я давала вам на прошлой неделе? Мне нужно подрезать розы.

Очень, очень интересно жить в тесном комьюнити с открытыми окнами. Правда, небезопасно.

КРАНТЫ ЖИГАНУ

Урыли честного жигана
И форшманули пацана,
Маслина в пузо из нагана,
Макитра набок - и хана!
Не вынесла душа напряга,
Гналых базаров и понтов.
Конкретно кипишнул бродяга,
Попер, как трактор... и готов!
Готов!.. не войте по баракам,
Нишкните и заткните пасть;
Теперь хоть боком встань, хоть раком, -
Легла ему дурная масть!
Не вы ли, гниды, беса гнали,
И по приколу, на дурняк
Всей вашей шоблою толкали
На уркагана порожняк?
Куражьтесь, лыбьтесь, как параша, -
Не снес наездов честный вор!
Пропал козырный парень Саша,
Усох босяк, как мухомор!

Мокрушник не забздел, короста,
Как это свойственно лоха/м:
Он был по жизни отморозком
И зря волыной не махал.
А хуль ему?.. дешевый фраер,
Залетный, как его кенты,
Он лихо колотил понты,
Лукал за фартом в нашем крае.
Он парафинил все подряд,
Хлебалом щелкая поганым;
Грозился посшибать рога нам,
Не догонял тупым калганом,
Куда он ветки тянет, гад!
.....

Но есть еще, козлы, правилка воровская,
За все, как с гадов, спросят с вас.
Там башли и отмазы не канают,
Там вашу вшивость выкупят на раз!
Вы не отмашетесь ни боталом, ни пушкой;
Воры порвут вас по кускам,
И вы своей поганой красной юшкой
Ответите за Саню-босяка!

Старая Берта жарит курицу.
Курица ворочается, топырит локти, сгребая на себя жир со сковородки. И ворчит:
– А салом что – нельзя было нашпиговать?
– Было бы слишком жирно. Это вредно.
– Слишком? И не стыдно тебе, старуха? Посмотри, какая сухая кожица, ты ж не прокусишь ее своим протезом. Скажи честно: ты съела все сало?
Берта смотрит в сторону.
– Ночью, да? – не отстает курица.
– Я не могла спать. Я совсем не могу спать. Они приходят и разговаривают.
– Они? Кто они?
– Я не знаю. Вчера приходил один. В шляпе.
– В очках и с портфелем? И при галстуке? – Голос курицы полон сарказма, но старуха этого не замечает.
– Он сказал: «Если бы ты, Берта, тогда поговорила с ней, ничего бы не произошло. Она бы одумалась. Ей просто не хватало нормальных человеческих слов».
– Кому ей, старуха? О ком вообще речь?
– Я не помню. Но ведь я не поговорила с ней?
– При чем здесь сало? Пей валерьянку.
– Я отломила большой кусок хлеба. Положила на него сало. Отрезала половину луковицы. Налила чай. Некрепкий. На ночь вредно крепкий. Взяла банку с медом. На ночь хорошо мед.
– А сало на ночь плохо. Дальше можешь не рассказывать. Ты взяла все это свинство к себе в постель и съела, мыча и чмокая. И уснула, не стряхнув крошек с простыни. Не убрав с табуретки луковую шелуху. Кстати, зачем ты натерла меня чесноком? У тебя ведь от него изжога.
– В прошлую ночь их было двое. Они говорили: «Если бы ты, Берта, тогда решилась уехать, все сложилось бы по-другому. Но ты струсила». Они правы. Я струсила. Как я могу спать?
Старуха тычет в курицу ножом. Курица совсем жесткая. Она отодвигается подальше от ножа и спрашивает:
– Куда? Куда ты не решилась уехать?
– Не помню. Я люблю чеснок. Он пахнет югом.

– Когда ты уже пригласишь мастера, чтобы он починил духовку? Как вообще можно жарить целую курицу на сковородке? Я же никогда не прожарюсь!
– Я все равно не буду тебя есть. Они придут и скажут: «Ты разговаривала с ней, как с сестрой, а потом съела. Ты сволочь, Берта». Нет уж. Я отпущу тебя на волю, птица. Лети, куда хочешь.
– Ты совсем сбрендила, старуха. Жареные куры не летают.
– Но ты и не прожарилась.
– Куры вообще не летают, дура.
Берта выключает огонь. Она берет курицу за ногу и подходит к окну.
– Лети, моя птица!
Курица пробивает синюю толщу ночи и шмякается в траву.
Старуха идет в комнату, на ходу вытирая руку о фланелевый халат. Откидывает покрывало с полной затхлых запахов ветхой тахты. Снимает халат. Под ним ночная рубашка. Берта выключает свет, забирается под ватное одеяло. Долго пытается удобно улечься, скребет колючими пятками по простыне. Кряхтит. Вздыхает. Затихает.
Бездомная собака подходит к курице. Уже, замирая от счастья, открывает пасть, но курица лягает дворнягу, и та, скуля не от боли, а от немыслимого перекоса во вселенной, убегает.
Колышется воздух над травой. Курица остывает.
Колышется воздух над тахтой. Сгущается, плотнеет, и вот уже над Бертой склоняется носатая дама с мятыми щеками. Она говорит противным голосом: «Ты испортила ему жизнь. Да и себе заодно. Уметь жить – это тоже талант. А ты бездарность, Берта».
Старуха хватается за провод над тахтой. Шарит, шарит рукой. Нашаривает кнопку. Включает бра. Садится и снова шарит – теперь уже ногами по полу. Нащупывает теплые войлочные тапки, сует в них ледяные ноги. Идет на кухню.
Курица легко отрывается от земли, влетает в заросли сирени и долго купается в них. Вся в налипших сиреневых цветочках (два с пятью лепестками), она уносится в небо.
Старуха берет из пакета батон. Отрезает огромную горбушку. Открывает холодильник, достает тонкую полукопченую колбасу. Разламывает руками. Большой кусок убирает в холодильник, маленький сжимает в кулаке. Задумывается.
Отправляет маленький кусок обратно, забирает большой. Взяв еду, идет в комнату. Устраивается на тахте. Разевает сочащийся слюной рот. Задумывается.
Кладет колбасу и хлеб на табуретку. Возвращается на кухню. Открывает холодильник, берет с боковой полочки головку чеснока. Разделяет на зубчики. Долго чистит. Трясет руками, избавляясь от налипших чешуек. Набрав пяток голеньких зубчиков, несет добычу в комнату. Садится. Задумывается.
Кладет чеснок на табуретку. Возвращается на кухню. Ставит чайник. Забирает из холодильника остатки колбасы. Несет в комнату. Быстро съедает хлеб, колбасу и чеснок, прикусывая то десну, то язык, вскрикивая от боли, но не переставая жевать.
Курица смотрит на звезды. Мелкие, белые, они поблескивают острыми соляными гранями. «Эта дура забыла меня посолить, – вспоминает курица. – О чем вообще она думает? Вчера слопала все сало. А сегодня наверняка прикончила колбасу. Завтра ей будет нечего есть».
Берта идет на кухню, наливает чай. Берет большой пакет пряников. Возвращается в комнату. Пьет чай. Засыпает с шестым пряником в руке.
Курица снижается, направляется к дому, влетает в форточку. Открывает холодильник. Укладывается на полку, осматривается. Ну конечно. Кетчуп, майонез, горчица. Маринованные огурцы. Килька в томате. Селедка. Пакетик чипсов.
«Ни творога, ни йогурта, ни каши, ни супа. Даже молока нет. Вот ведь старое чучело», – вздыхает курица. И тоже засыпает.