…Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны,
Держала в бане домового,
Читала книжки Грабового,
Глушила залпом „Солнцедар”,
Ждала из Шамбалы сигналов
И по рецептам из журналов
Пила от сглаза скипидар.
Тем вечером она на стреме
В саду бродила меж дерев,
Где ей являлось в полудреме
Все, что волнует юных дев:
Онегин входит… и выходит…
Вот до чего девиц доводит
Проклятый двадцать пятый кадр!
Астрал стремительно вращался,
Но тут с дежурства возвращался
Георгий, местный психиатр.
***
Больничка, где служил Георгий,
Была прелестный уголок.
Двумя рядами трупы в морге
Смотрели в белый потолок.
Сколь часто, их лаская взором,
Георгий обходил дозором
Сей молчаливый скорбный строй!
Все, кто считался в жизни лишним,
Никчемным, жалким, никудышним,
Здесь вечный обрели покой.
Душевных не снеся надломов,
Лежат, уставившись во тьму,
Базаров, Руднев и Обломов,
Печорин, Бельтов и Му-му,
Под простынями по-соседски
Пригрелись Чацкий и Лаврецкий,
А вот, читателю на страх,
Каренина. На трех столах.
***
Георгий томную Татьяну
На лавку в парке уложил,
Девичьей психики изьяны
Ей популярно изложил,
Мол, страсти – это возрастное,
мол, всем несчастиям виною
внезапный гормональный взрыв,
простукал сердце, печень, почки,
прощупав болевые точки,
проверил гланды на разрыв...
В уют казенного халата
Заботливо облечена
И в шестиместную палату
на долгий срок помещена,
Татьяна, отдохнув душою,
Спешит недрогнувшей рукою
Письмо к Онегину порвать.
Когда окажется на воле,
С утра работать будет в школе
А ночью - корпию щипать!
стырилХороша была Танюша, краше не было в селе,
Снежно-белый, в красных рюшах сарафан на подоле.
Не сиделось девке-дуре дома с мамкой ввечеру,
А в родной литературе это, дети, не к добру.
Вышел парень, поклонился кучерявой головой.
Я, сказал, вчера женился и при этом – на другой.
Мол, женился бы на Тане, но тогда – прощай, тираж:
Кто читать такое станет? Где страданья? Где мандраж?
Классик, у кого ни спросим, однозначный даст ответ:
Если парень девку бросил, девка в речку – и привет.
Ветер выл. Камыш качался. Настроенье – самый раз.
Но с дежурства возвращался дядя Жора-водолаз.
Дядя Жора всюду кстати, не Безухов, чай, какой:
Он вчера из Волги Катю доставал одной рукой,
А второю, в той же Волге, он княжну багром ловил
(но потом, ходили толки, сгоряча веслом добил).
Чуть девица затоскует – всем селом бегут к нему.
Он на днях, собой рискуя, из реки тащил Му-му,
Из пруда достал Лизетту по дороге в магазин,
И ему стрелу за это забивает Карамзин.
Дядя Жора понял тут же, что с Танюшею беда.
Он позицию получше занял около пруда
И прозрачно намекает: дескать, девка, не боись,
Коль пришла беда такая, так давай уже топись.
"Ой, простите, дядя Жора, - жмется к сильному плечу, -
но заради ухажера я топиться не хочу:
холодина, день осенний… нет, уж лучше за плетнем
пусть меня Сергей Есенин оглоушит кистенем!»
Стлались травы над землею. Осыпалася роса.
Душегубкою-змеею развилась ее коса.
Сарафанчик в красных рюшах таял медленно во мгле…
Хороша была Танюша, краше не было в селе.
стырил