«Ровно в шестнадцать часов сорок минут Васисуалий Лоханкин объявил голодовку. Он лежал на клеенчатом диване, отвернувшись от всего мира, лицом к выпуклой диванной спинке. Лежал он в подтяжках и зелёных носках, которые в Черноморске называют также карпетками. Поголодав минут двадцать в таком положении, Лоханкин застонал, перевернулся на другой бок и посмотрел на жену. При этом зелёные карпетки описали в воздухе небольшую дугу. Жена бросала в крашеный дорожный мешок своё добро: фигурные флаконы, резиновый валик для массажа, два платья с хвостами и одно старое без хвоста, фетровый кивер со стеклянным полумесяцем, медные патроны с губной помадой и трикотажные рейтузы. - Варвара! - сказал Лоханкин в нос. Жена молчала, громко дыша. - Варвара! - повторил он. - Неужели ты в самом деле уходишь от меня к Птибурдукову? - Да, - ответила жена. - Я ухожу. Так надо. - Но почему же, почему? - сказал Лоханкин с коровьей страстностью. Его и без того крупные ноздри горестно раздулись. Задрожала фараонская бородка. - Потому что я его люблю. - А я как же? - Васисуалий! Я ещё вчера поставила тебя в известность. Я тебя больше не люблю. - Но я же тебя люблю, Варвара! - Это твоё частное дело, Васисуалий. Я ухожу к Птибурдукову. Так надо. - Нет! - воскликнул Лоханкин. - Так не надо! Не может один человек уйти, если другой его любит! - Может, - раздражённо сказала Варвара, глядясь в карманное зеркальце. - И вообще перестань дурить, Васисуалий. - В таком случае я продолжаю голодовку! - закричал несчастный муж. - Я буду голодать до тех пор, покуда ты не вернешься. День. Неделю. Год буду голодать! Лоханкин снова перевернулся и уткнул толстый нос в скользкую холодную клеёнку. - Так вот и буду лежать в подтяжках, - донеслось с дивана, - пока не умру. И во всём будешь виновата ты с инженером Птибурдуковым. Жена подумала, надела на белое невыпеченное плечо свалившуюся бретельку и вдруг заголосила: - Ты не смеешь так говорить о Птибурдукове! Он выше тебя! Этого Лоханкин не снёс. Он дернулся, словно электрический разряд пробил его во всю длину, от подтяжек до зелёных карпеток. - Ты самка, Варвара, - тягуче заныл он. - Ты публичная девка! - Васисуалий, ты дурак! - спокойно ответила жена. - Волчица ты, - продолжал Лоханкин в том же тягучем тоне. - Тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня. К Птибурдукову от меня уходишь. К ничтожному Птибурдукову нынче ты, мерзкая, уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь! Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом! Упиваясь своим горем, Лоханкин даже не замечал, что говорит пятистопным ямбом, хотя никогда стихов не писал и не любил их читать. - Васисуалий! Перестань паясничать, - сказала волчица, застегивая мешок. - Посмотри, на кого ты похож. Хоть бы умылся. Я ухожу. Прощай, Васисуалий! Твою хлебную карточку я оставляю на столе. И Варвара, подхватив мешок, пошла к двери. Увидев, что заклинания не помогли, Лоханкин живо вскочил с дивана, подбежал к столу и с криком: «Спасите!» порвал карточку. Варвара испугалась. Ей представился муж, иссохший от голода, с затихшими пульсами и холодными конечностями. - Что ты сделал? - сказала она. - Ты не смеешь голодать! - Буду! - упрямо заявил Лоханкин. - Это глупо, Васисуалий. Это бунт индивидуальности. - И этим я горжусь, - ответил Лоханкин подозрительным по ямбу тоном. - Ты недооцениваешь значения индивидуальности и вообще интеллигенции. […] Ему очень не хотелось расставаться с Варварой. Наряду с множеством недостатков y Варвары были два существенных достижения: большая белая грудь и служба. Сам Васисуалий никогда и нигде не служил. Служба помешала бы ему думать о значении русской интеллигенции, к каковой социальной прослойке он причислял и себя. Таким образом, продолжительные думы Лоханкина сводились к приятной и близкой теме: «Васисуалий Лоханкин и его значение», «Лоханкин и трагедия русского Либерализма», «Лоханкин и его роль в русской революции». Обо всем этом было легко и покойно думать, разгуливая по комнате в фетровых сапожках, купленных на Варварины деньги, и поглядывая на любимый шкаф, где мерцали церковным золотом корешки брокгаузовского энциклопедического словаря. Подолгу стаивал Васисуалий перед шкафом, переводя взоры с корешка на корешок. По ранжиру вытянулись там дивные образцы переплётного искусства: Большая медицинская энциклопедия, «Жизнь животных», пудовый том «Мужчина и женщина», а также «Земля и люди» Элизе Реклю. «Рядом с этой сокровищницей мысли, - неторопливо думал Васисуалий, - делаешься чище, как-то духовно растёшь». Придя к такому заключению, он радостно вздыхал, вытаскивал из-под шкафа «Родину» за 1899 год в переплёте цвета морской волны с пеной и брызгами, рассматривал картинки англо-бурской войны, объявление неизвестной дамы, под названием: «Вот как я увеличила свой бюст на шесть дюймов» - и прочие интересные штучки. С уходом Варвары исчезла бы и материальная база, на которой покоилось благополучие достойнейшего представителя мыслящего человечества. […] Но было уже поздно. Напрасно хныкал Васисуалий о любви и голодной смерти. Варвара ушла навсегда, волоча за собой дорожный мешок с цветными рейтузами, фетровой шляпой, фигурными флаконами и прочими предметами дамского обихода. И в жизни Васисуалия Андреевича наступил период мучительных дум и моральных страданий. Есть люди, которые не умеют страдать, как-то не выходит. А если уж и страдают, то стараются проделать это как можно быстрее и незаметнее для окружающих. Лоханкин же страдал открыто, величаво, он хлестал своё горе чайными стаканами, он упивался им. Великая скорбь давала ему возможность лишний раз поразмыслить о значении русской интеллигенции, а равно о трагедии русского либерализма. «А может быть, так надо, - думал он, - может быть, это искупление, и я выйду из него очищенным? Не такова ли судьба всех стоящих выше толпы людей с тонкой конституцией? Галилей, Милюков, А. Ф. Кони. Да, да, Варвара права, так надо!» Душевная депрессия не помешала ему, однако, дать в газету объявление о сдаче внаём второй комнаты. «Это всё-таки материально поддержит меня на первых порах», - решил Васисуалий. И снова погрузился в туманные соображения о страданиях плоти и значении души как источника прекрасного». Ильф И., Петров Е., Золотой телёнок / Собрание сочинений в 5-ти томах, Том 2, М., «Государственное издательство художественной литературы», 1961 г., с. 139-147.

Источник: http://vikent.ru/enc/3551/