"Правду говори свою спокойно и ясно" (Напутствие).

Равиль Дашкин с детства мечтал работать в такси. А еще больше – иметь свою машину. Денег в семье никогда не было, отец беспробудно пил, мать он почти не помнит.
Убивать он начал в 20 лет, когда вернулся из армии и решил, что «новое время в постсоветской России места для него не оставило». Так он теперь сам говорит, будто оправдываясь. Но неубедительно у него это получается, как-то с грубой улыбкой сквозь зубы. Он убил четверых. Садился ночью в такси на заднее сиденье, говорил адрес, и когда на дороге никого больше не оставалось, душил водителя проволокой. Всегда – один и тот же сценарий.

На приговор – пожизненное заключение отреагировал спокойно. «Все-таки жизнь продолжается».

Вскоре Равиль изменил свое мнение: «Жалею, что расстрел отменили. Лучше уж под пулю, чем здесь подыхать все оставшиеся годы. Мне ведь 34 всего. Я уже все перепробовал: и о помиловании просил – отказали, и президенту письма писал. Хотел, чтоб в Чечню контрактником или в какой-нибудь штрафбат отправили. Опять отказ. Тогда я попросил меня расстрелять. Сказали – не положено. Казнь отменена. Ну ничего, буду еще писать».

А сегодня самому Равилю написали. Письмо пришло от мамы. «Как ты, сынок? Читай побольше. Богу молись».

Собственно, в зоне делать больше нечего. Работы нет, прогулка – один час в день.
На прощанье я автоматически протягиваю ему руку. Так, как поступил бы в любой другой ситуации. Дашкин удивленно ее пожимает. За спиной слышу недовольное ворчание охранника. «Зря ты ему руку подал, – говорит он, когда мы выходим из камеры. – Дело не в том, что он убийца, а в том, что его не существует».

Я не понимаю, переспрашиваю. И вдруг меня словно осенило. Ведь этих зэков, приговоренных к пожизненному заключению, для всего остального мира действительно нет! Может быть, ведь они далеко не ангелы и приговор свой заслужили. Теперь их будто не существует. В переписи населения они не участвуют, на выборы не ходят. Тени!

----------------------------

...Но я дальше уже не слушал. Стал и без слов понимать этого уставшего, вынужденного каждый день думать о том, как прокормить семью, полковника Иванова. Как же опостылела ему эта зона и ее обитатели! Но ехать-то некуда. Ждать перевода на другую зону можно десятилетиями. А чем там лучше? А здесь – могилы деда, бабки да родителей. Родные места. Земляника на кладбище зэков, картошка на огороде, две собаки-дворняжки, любимая жена – бухгалтерша с зоны. Деньги Михалыч копит – на баньку. Тратить их все равно здесь не на что. Самогонка – и та своя. А в райцентр он уже три года не ездил. С момента проведения президентских выборов. Теперь только весной 2008го поедет, заодно и узнает новости с Большой земли.

Михалыч пожизненно приговорен к жизни на острове Сладкий. Он, как и его отец, будет до конца дней своих охранять зэков с острова Огненный.

Если я заболею,
к врачам обращаться не стану.
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду.