Личность алкоголика полна противоречий. Алкоголик – это подросток со старческим взглядом на жизнь, это профессиональный обманщик, которого легко провести, это законченный эгоист, который не любит себя, это вечная «душа компании», которая вечно одинока, это герой, на которого нельзя положиться, наконец, это человек, который не боится смерти потому, что боится жизни. Список этих парадоксов можно продолжать долго.
Все дело в том, что в личности алкоголика присутствуют две особи. Как бы это не звучало безумно, но это именно так. Вообще, мы уже говорили о том, что алкоголизм – это именно безумие.
Первая личность у всех разная, с разным детством, разными интеллектуальными способностями, разными мировоззрениями и т.д. Зато вторая личность у всех больных одинакова. Это крайне важно понимать, потому, что часто приходиться видеть, как больной, порой совместно со «специалистами» начинает копаться в своем детстве, социальном окружении, воспитании для поисков причин алкоголизма. Как правило, эти поиски заканчиваются только созданием очередного алкогольного алиби с безысходными выводами. Ах, вот оно что! У меня было неправильное воспитание, но вернуться и поменять что-то уже нельзя. Поэтому и начинать ничего не стоит.
Дело в том, что та самая вторая личность, могла сложиться у кого угодно. У людей с разным вероисповеданием, местом жительства и историей поколений. Она не росла вместе с больным, не училась, не зарабатывала уважения в обществе. Это действительно паразит, который поселился в этой душе, и теперь заставляет себя кормить.

Есть утверждение, что алкоголизм – это болезнь для умных и волевых. Отчасти это верно, но не в том смысле, что все умные и волевые должны стать алкоголиками, а в том понимании, что больному придется задействовать ум и волю для обслуживания своего хозяина.
Ситуация действительно парадоксальная. Многие удивляются: «Как такой сильный человек смог попасть в такую кабалу?» Ответ прост: вторая личность никогда не приказывает прямо. Она всегда стоит как бы со спины, прорастает в первую, растворяется в ней. Человек начинает воспринимать те желания, мысли, ощущения как свои собственные. Он постоянно сталкивается с проблемой: почему я хотел одного, а потом сделал по другому? Мы привыкли всему находить простые объяснения, так легче, и поэтому они найдутся.
Часто приходиться видеть поверхностность суждений алкоголиков, каким – то странным образом сочетающаяся с любовью к резонерству, теоретизированию. Очевидно, обсуждение темы настолько эмоционально напряжено и мучительно, что хочется или перескочить ее или увести разговор в сторону. Наиболее типичным ответом на вопрос: «Нужна ли вам трезвость?» является: «Вы хотите меня подшить?» Кажется, что если задашь вопрос: «Почему Вы отвечаете вопросом на вопрос?» получишь в ответ: «А зачем Вам это надо?» Как правило, после второй - третьей фразы приходиться слышать: «Ну, все! Короче! Вы ничего не можете! У Вас нет ничего конкретного!» Иногда после этого следует долгий рассказ об архетипах, ферментах, исторические ссылки. А когда спрашиваешь: «К чему Вы все это мне рассказываете?» видишь искреннее удивление: «Как, Вы так ничего и не поняли?» Такое поведение, при всей его нелепости, самому больному кажется вполне логичным и уместным.

Вторую личность врач знает очень хорошо. Она ни в коем случае не должна восприниматься, как проявление индивидуальности.
Вторая личность может показаться примитивной, но только на первый взгляд. Во-первых, для манипулирования ситуацией, мнениями не только больного, но и окружающих, будет задействован интеллект самого больного. Во-вторых, она умеет ждать. У нее другие представления о времени. Не важно, неделя, месяц год или десятилетие. Этот демон бессмертен, торопиться ему некуда, он уверен в том, что своего дождется. В-третьих, то, что очевидно для нас, совсем не так в той болезненно искаженной логике. Сила может быть использована как слабость, ценности могут стать незначительными, или вообще изменены.

Алкоголики – это очень обидчивые люди, готовые обидеть кого угодно. Про то, какие обиды наносят пьющие люди, известно всем, но, тем не менее, мы поговорим об этом позже. А вот то, что алкоголик очень обидчив, понятно не сразу. Во-первых, не всегда понятен характер обиды, на какие-то кошмарные выходки пьяных друзей порой нет никаких обид, а на замечание соседки больной обидится совершенно откровенно. Во-вторых, даже если такого человека не трогать, он все равно найдет повод для обиды. Будет обижаться даже на то, что показывают по телевизору. Складывается впечатление, что ему просто необходимо набраться каких-то обид, для того, чтобы впасть в состояние эмоционального безумия. Такая легкая ранимость заметна даже самим больным, они делают вывод, что они «тонко чувствующие» натуры, удивляются «толстокожести» окружающих.
Самым показательным проявлением обидчивости является постоянная готовность испытать «праведный гнев». Гневаться больные любят, просто испытывают потребность в этом. В гневе они всегда приходят к одному и тому же выводу: «С такой жизнью, как не выпить?!»
Парадоксально то, что при такой легкой ранимости больные показывают удивительное безразличие к тем, кого любят. Даже к себе. Все меньше и меньше их трогают события в семье. Им постепенно становится все равно, во что они одеты.
Отношение к своему здоровью, как правило, полярное: с одной стороны, они любят говорить об артериальном давлении, желудке, почках, которые у них все время шалят. С другой стороны, им ничего не стоит выйти на улицу раздетым, пить суррогаты. Выйдя из запоя, многие пациенты начинают неистово лечиться, принимают препараты для печени, ходят в спортзалы, закаляются. Складывается впечатление, что они очень берегут себя, но во время следующего запоя организм получит такую травму, что все эти лечебные мероприятия окажутся бесполезными.
Описание парадоксов психики алкоголика можно вести очень долго, но все это никак не объясняет происходящего. Наиболее ясная картина получается в том случае, если предположить, что этот человек действительно двуличен. Причем сам себе в этом отчета не отдает. Его намерения вроде бы благие, но, поскольку цель определил не он, именно этими намерениями и будет вымощена дорога в ад.
Для многих больных трезвость началась с понимания, что есть я и еще кто-то другой. Мне приходилось слышать, как один больной рассказывал: «Я однажды понял, что если я хочу выпить, то это НЕ Я хочу. С этого дня я и начал бросать пить…»

Начиная с мифологической архаики, человечество интересуется сравнениями
мира детства и мира старости.
История человечества знает множество попыток проведения аналогий
старости и детства. И хотя такие аналоги всегда формальны, они не лишены
интереса. Прежде всего, бросается в глаза “зеркальность” старости и
детства: если детство – начало жизни, “заря”, то старость – конец, “закат”;
если детский организм предельно пластичен, то старческий – в высшей степени
непластичен. Придя в гости к друзьям или знакомым, с которыми не виделись
даже не очень продолжительное время, мы удивляемся, как выросли, как
изменились за этот короткий срок их дети – и в большинстве случаев это не
дежурная фраза, а вполне искреннее удивление перед фактом развития юного
существа. Встретившись на улице со стариком, мы столь же искренне заметим:
“Вы совсем не изменились!”, и опять же не погрешим против истины: человек
стареет обычно резко и “внезапно”, после чего наступает латентный,
константный период, в который человек изменяется крайне мало (особенно
явственно это заметно у долгожителей).
История знает прямые аналогии детства и старости. Замечалось, что и
старика, и ребёнка отличают духовная беззаботность, слабая деятельность
чувств, их “детский” уровень, гневность, склонность к плачу, смеху,
болтливость, оплошность движений, нарушения в равновесии тела, неуверенная
походка, отсутствие зубов, потребность в мягкой, сладкой пище,
спотыкающаяся речь, дискантовые тембры голоса, отсутствие половых
отправлений, неосознанность мочеиспускания и т.д.
Главное, что роднит детство и старость, - это то, что и ребёнок, и
старик приходят к сознанию своего положения в обществе, сравнивая себя с
взрослым человеком.
Итак, ребёнок искусственно отделён от действительности такими
институтами социализации, как попечительство, воспитание, школьное обучение
и т.д. Ведь сколь бы ни было ценно детство как эпоха человеческой жизни,
сколь бы ни была ценна работа личности по саморазвитию на самых ранних
стадиях онтогенеза, цель её видится (и не только учёным, но и самим
ребятам) в зрелости, во взрослом состоянии личности, в поре деяний.
Аналогично, хотя и по-другому, отделён от действительности и старик,
причём это отделение также искусственно, ибо выход на пенсию не есть закон
природы, а сформировавшийся в истории цивилизации социальный институт
обеспечения старости, которая трактовалась в прошлые века, напомним, как
болезнь, немощность, потеря трудоспособности.