«Любовь живет три года: год страсти, год нежности, год скуки», - я предпочел бы никогда не слышать жестокое наблюдение француза Бегбедера. Чтобы не пытаться ни опровергнуть его, ни подтвердить...

Год первый. «Я не могу без тебя...»

С того момента, как я ее увидел, ничто уже больше не имело особого значения. Бродил вдоль стеллажей книжного магазина, выбирая бумажную компанию на несколько вечеров. А они с подружкой хихикали неподалеку, разглядывая книжицу с гламурной ересью светской львицы. У полок с фантастикой отирались два мужичка, оба бородачи в допотопных очках и свитерах а-ля «все барды презирают стиль». Один доставал с полки «фолиант», вслух зачитывал рецензию, а компаньон озвучивал вердикт - «берем» или «поставь на место».

Вскоре и я, и незнакомки заинтересовались любителями фантастики. Еще бы, рецензии могли «зацепить» даже мертвого: «На планете не осталось ни одного дерева, ни одной чистой реки, ни одной живой птицы и зверя, и лишь один-единственный человек. Как Джону Уилкерсону удастся вернуть Землю потомкам?» Я сдержанно улыбался, девушки, не скрываясь, прыскали со смеху, а бородачи деловито складывали «добычу» в объемную сумку. На одной из рецензий программа дала сбой, и оценщик запротестовал: «Не, Валер, эту не надо, эта вообще ни о чем. Сюжет нереальный». Мы с девчонками переглянулись: а раньше разве были сплошь факты и правдоподобие?..

Она взглянула на меня, коснулась ладонью щеки, зажмурилась и звонко захохотала, дескать, мы в одной команде. Вот тогда-то я и понял, что пропал, попал, и так далее, любое слово из мужского лексикона, обозначающее стихийный личные интерес — в самый раз. И окончательно убедился в этом в кафе, куда пригласил подружек, ошалев от отчаянной смелости...

Через пару месяцев она перебралась ко мне. Полки в ванной дрогнули под нашествием тюбиков и баночек, в холодильнике поселились невиданные йогурты, мой кот получил в подарок веселенький ошейник и даже не мяукнул, когда она нацепила на него обновку...

А по ночам я лежал, обессилевший и счастливый, и не понимал, как мог раньше жить без нее. Откуда взялось это щемящее чувство? Когда я научился заботиться, когда меня стало волновать, тепло ли ей в новых сапожках, мрачнеть, стоило ей чихнуть? Мне вдруг появилось дело до того, что читает моя красавица. Однажды уткнулся в страницу и обнаружил дивное: «О, Лолита, огонь моих чресел...» Хохотал до хрипоты, пока она не отняла томик Набокова и не отвесила подзатыльник. А я обиделся: как она не понимает, что хочу отвлечь ее от откровений безумного дядьки? Ведь сам страдаю от тех же симптомов!.. Почему она не видит, что дергаюсь, стоит ей погрузиться в задумчивую молчаливость? И все мои сомнения можно было развеять только одним способом, днем и ночью, когда угодно... Прав был невыносимый Бегбедер: первый год — год страсти...

Год второй. «Вместе мы будем жить вечно»

Мы были неуязвимы. Да, именно «мы», потому что слово «я» оба добровольно упразднили. «Мы на выходных были на даче», «А куда мы поедем отдыхать?», «Ну и что мы сегодня такие неприступные?», «Ух ты, а что это у нас за маечка?» - вот наш тогдашний способ общения. Во всех социальных сетях завели единую страничку с лозунгом «потому что МЫ — банда!» и были страшно собой довольны. Знаете, мы не раз смеялись, что обычно «мыкают» новоиспеченные родители: «Мы погуляли», «мы проснулись»... А кем я себя ощущал, если не наставником и родителем? Она приходила с работы в миноре из-за выкрутасов начальницы, я успокаивал, отогревал на своей широкой груди. Подавляя намерения пойти к юной дерзкой шефине и приструнить. Ни дать ни взять папаша, которые устраивает разборки из-за обиженного детеныша. В конце концов, шесть лет разницы (в мою пользу) дают мне право считать себя сильным и мудрым.

Моя нимфа не отставала в заботе и опеке. С утра меня ждала чашка кофе — обязательно из молотых зерен, никакой растворимой бурды. И непременно с молоком: «ты же понимаешь, что с гастритом не шутят». И поцелуй. Если «без далеко идущих намерений» - то в лоб или в щеку. Если есть время, то география более откровенная... Она четко следила, чтобы отбивную я резал на маленькие кусочки, не говорил с набитым ртом и ежедневно менял носки. Если от мамы терпеть такую пристрастность было бы унизительно, то от нее — блаженство...

Уже не было того пыла, что прежде. Она могла спокойно выходить из душа, завернутая в одно лишь полотенце, без риска быть подвергнутой принудительным (и столь же желанным) ласкам. И я уже не просыпался по ночам от ее настойчивых сладких требований. Мы немного остыли и больше не стремились друг друга удивлять...

Как психологи называют этот период, «синдром гнездованья»? Наверное, все правильно. Нас больше интересовали вазы, картинки на кухонную стену, путевки на курорты, приобретение обогревателя на зимнее время...
Но нежность, нежность как раз-таки никуда не девалась. «Ух ты, а у нас веснушки высыпали!» - хохотал я, увидев, как весеннее солнышко разрисовало носик любимой. Притягивал к себе и зарывался лицом в ее волосы. У женщин есть чудесное место, за ушком, по линии роста волос... Именно там всегда пахнет нежно и трогательно. А она могла заснуть только в моих объятьях, и я молился, что работаю без командировок. Потому что моя святая обязанность — убаюкать своего «найденыша». Который должен обязательно свернуться в клубок, залезть ко мне подмышку, завернуться, как мумия, в одеяло, ночью его скинуть и спать в чем мать родила. Пока сильный и бдительный я не возвращал покрывало на место. Целуя прохладное плечико...

Верилось, что так будет всегда. Вечера у телевизора, походы в магазин за ручку, готовность жертвовать собой ради другого. Да и какие жертвы? Не было ни меня, ни тебя, были только «мы». А раз мы едины, глупо делить покупки, домашние обязанности и ласки. Ведь я — это ты, ты — это я... Второй год — год нежности. Не поспоришь.

Год третий. Память о хорошем

Что у нас не так, моя хорошая? Откуда ты взяла эту преступную книжку с дурацким названием «Любовь живет три года»? Неужели можно верить человеку, который не скрывает своего пристрастия к известному порошку и «таблеткам счастья»? Зачем ты закусываешь губу, переворачивая страницу? Эти глупости не применимы к нам, мы же банда, мы неуязвимы...

Теперь по вечерам ты отстраненно молчишь. Ты наносишь маску (пахнет конфетами) на лицо и весь вечер ходишь героем фильма «Аватар» - из-за голубого окраса кожи. Волосы ты собираешь в пучок, и у меня нет никакой возможности зарыться в них лицом и вдохнуть нежность.

Да, из отношений ушла новизна. Разве ты не была готова к этому? Давай накупим тебе новых туфель, сережек и платьев — вот и новизна, и свежесть. Я шутливо щиплю тебя за бочок, дескать, ну обрати внимание на мои страдания, а ты досадливо отмахиваешься. И усаживаешься перед компьютером, бродишь по сайтам, треплешься с друзьями. Тебе интереснее быть в онлайне, на тренингах, с подругами, в экспедиции на Северный полюс — где угодно, только не рядом со мной...

И это уже не ранит меня. У нас появилась волшебная фраза - «уважение к личному пространству друг друга». Это значит, что по пятницам я вправе зависать с мужиками хоть до утра, ты не побеспокоишь звонком, потому что не хочешь казаться ревнивой дурой и потому что «уважаешь мое личное пространство». Ты тоже можешь проводить время с подругами: ведь я не Отелло, все понимаю, человек широких взглядов.

Если я задерживаюсь, ты не станешь беспокойно метаться по окнам, а просто спокойно поужинаешь в заветное время — за три часа до сна, иначе ни-ни, упаси бог, фигура пострадает. А для тебя стройность форм важнее, нежели посиделки со мной за одним столом. И тебе совершенно наплевать, порежу я отбивную на кусочки или проглочу одним махом, рискуя поперхнуться и умереть от удушья. Если же нет тебя, я все равно звоню. Знаешь, меня обижают не твои вечерние опоздания, а маленькое предательство. Я все еще сопротивляюсь, я борюсь за нас. А ты уже все пустила на самотек...

...Порой, когда я снова укутываю тебя сброшенным одеялом, накатывает щемящая нежность. И я снова целую прохладное плечико. Но понятное человеческое желание спать оказывается сильнее. Наверное, не за горами момент, когда я перестану тревожиться о тебе. Ты станешь замерзать, будешь просыпаться сама ради поисков изгнанного одеяла... Верно кто-то подметил: «Брак — вечная борьба. Сначала за единение, потом — за равноправие, наконец — за независимость». И уже нет никакой трагедии в наступающей независимости друг от друга...

Рассказаны все истории о школьном детстве, сто тысяч раз задан вопрос «почему мы не встретились раньше», просмотрены все фотографии. Мы вместе накопили огромный багаж под названием «память о хорошем». И теперь оба не знаем, что с ним делать. Разглядывать когда-то милые сердцу тряпочки и вещицы — ну их, муторно уже. А выкинуть... Разве поднимется рука расстаться с таким?

И вечерами ты сидишь в маске на лице, с удобным пучком волос, цедишь обезжиренный кефир. А я нашел в мужском журнале тест и не смог ответить на простейший вопрос: «Как давно вы занимались сексом»... Плюнул на тест и уткнулся в телевизор. Скучно.

…Ты опять свернулась клубком и пристроилась у меня подмышкой. И кажется, если я не утрачу способность просыпаться в поисках одеяла, если я (хотя бы я!) буду продолжать согревать тебя, прогнозы придурочного Бегбедера не сбудутся. Третий год — год ответственности.

Автор: Макс Пожарский