Очень хочу обнять Леху. Только счас, когда Петрозаводск все ближе, начинаю понимать, как соскучилась. Лаемся каждый день, но ближе людей у меня нет. И я знаю, что он улыбнется, я прямо вижу эту улыбку, которую он постарается спрятать. Шагнуть к нему, обхватить это длинное тощее тело, уткнуться в грудь, - ох, Лесь. (это ты мужика Лесей называешь?) Хоть с собой его бери.
Серёга ревнует, а чё ревновать то?
Леха всегда был, есть и будет.
Любишь меня, смирись.
Я все вспоминаю, как мы еще по юности все время были рядом, - я к нему тянулась, как магнитом, он ко мне, хоть топором нас разрубай. И ничего ж не меняется. Я ж говорю, - мы до сих пор с того мотоцикла не слезли.
Ох, был бы тут поселок бедный, будь тут Лесь.
А Сережа был бы бедный в первую очередь.
Только вот бедная была б и я.
Как в том анекдоте про новых русских, - Слышь, Сережа, мы этого всего не оплотим...
Юрке совсем плохо, приеду, постараюсь положить в больницу. У него точно не спина, там нужно обследование делать. Он едва говорит даже. И, зная его, я знаю, что дело не во мне. Боли у него. Он старается не показывать, потому и комкает разговор. Я знаю, в чем дело, - дело в отпуске, да еще и столько похорон за недолгое время. Мать, потом Кирилл. Смерть Кирилла для меня тоже почти личная трагедия, до сих пор не верится. А каково это для Юрки, - они двадцать лет дружили.
Ну, и проводил Юра близких.
Явно дало по печени, хотя это я так думаю, но почти уверена, что права. Говорю, что ж ты жлоб то такой? Тебе узи давным давно пора сделать, ты для чего ту паршивую тыщу держишь? В гроб с собой возьмешь? Так не долго и доиграться.
Счас приеду, займусь этим.
Я уже наполовину в Петрозаводске, и...
Короче, очень страшно.
|
